Друиды

О кельтах

Кельты известны своими знаменитыми плетёными узорами и красочными символами вроде трикветры; популярными сказаниями о короле Артуре, волшебнике Мерлине, красавице Гвиневре. Страна Бельгия, город Лион – приобрели такие свои названия из-за кельтов. Галльский петух – национальный символ Франции – также восходит к кельтской древности; рогатые шлемы, рыжеволосые валлийские красавицы с клевером в руках и даже ирландские танцы – всё это красочный и богатый кельтский мир.

Особый интерес представляет религия и мифология кельтов, будоражащая воображение лесная магия друидов. Именно об этой сфере кельтской культуры я намерен рассказать в серии небольших обзорных постов, давая краткие ссылки на доступные источники в сети и книгах. По многочисленным запросам читателей..
Первый пост я хотел бы посвятить собственно кельтам, без углубления в их религию. Начнём.

Кельты это группа народов, говорящих на кельтских языках, входящих в индоевропейскую семью, куда также входят славяне, германцы, романские, иранские, некоторые индийские народы и т.д. – как и все эти народы, кельты могут назвать своими предками праиндоевропейцев.

Археологи обычно отмечают первой бесспорно кельтской Гальштатскую культуру, сложившуюся на территории современной Центральной Европы около 900 года до н.э. (https://ru.wikipedia.org/wiki/Гальштатская_культура). В этот период у гальштатцев происходит переход от бронзы к железу; разумеется, как и все индоевропейцы, кельты прекрасно знают лошадей, хотя происходит переориентирование хозяйства со скотоводства на земледелие. Кельты наносили себе татуировки, носили торквесы (шейные гривны), прославляли воинское искусство. В этот период Европе ещё неизвестна письменность, её нет пока даже в Греции, а у самих кельтов она появится и вовсе спустя почти тысячу лет (вместе с приходом христианства массовое употребление у кельтов приобретёт латиница). Как и у всех индоевропейцев, колоссальную роль играла устная традиция, передающая религиозные знания, мифы, песни, «научные» данные того времени и т.д. По всей видимости, гальштатцы имели тесный контакт с малоизвестным науке доиндоевропейским населением Европы, которое было кельтами покорено и ассимилировано.

Гальштатская культура, господствующая у кельтов в течение 500 лет, сменяется латенской, которая, взяв старт около 400 года до н.э., стала расцветом кельтского мира (https://ru.wikipedia.org/wiki/Латенская_культура). Из небольшого региона Центральной Европы кельты расселились по всему континенту кроме его северо-восточной части и Скандинавии; ими были заселены Британские острова, и даже небольшая область в Азии: на территории нынешней Турции поселились кельтские племена галатов. Именно латенского кельта – в тех самых полосатых штанах и с усами – изображают легендарные Астерикс и Обеликс. Кельты стали, по всей видимости, самой многочисленной народностью Европы; по уровню своих технологий на начало Латена почти в любой сфере они могли состязаться с греками, и обгоняли по своей значимости и римлян, и германцев, и этрусков, и пока никак не проявившихся на исторической арене славян и балтов. Греки сражались с кельтами всюду, где проходила граница эллинского мира до походов Александра, и именно греки впервые запишут слово «кельты». Это от кельтов, согласно легендам, «гуси Рим спасли», тот самый Рим, который пока являлся скорее небольшой деревенькой на ещё не ставших легендарными холмах, в то время как в Европе царили именно они, кельты.

Однако в отличие от развивающегося Рима и уже довольно развитой Греции, кельты не создали на Европейском континенте ни одного государства. Причин этому предполагается много разных; наиболее авторитетная из них называет как раз власть друидов главной проблемой в создании такого института. В то время как и у греков, и у римлян, и у германцев сильная военная (читай «светская») власть сумела возвыситься над властью жреческой, религиозной, имеющей большой авторитет ещё в праиндоевропейскую эпоху, кельты видели своими лидерами именно друидов – жрецов, представителей духовного сословия. Однако, случилось так, что та самая «софиократия» («власть мудрейших»), о которой столь много будут мечтать впоследствии философы начиная с Платона, не сумела воплотить возможности своего народа стать великой силой. Друиды подавляли власть светских и военных авторитетов, что не позволило появиться государствам, и что, в свою очередь, очень скоро привело кельтов к катастрофе. К началу нашей эры римляне с юга, а германцы и славяне с севера и востока начинают быстро сминать и растворять в себе кельтов, которые уже в первые века нашей эры совершенно теряются на их фоне и сохраняют самобытность лишь на самом западе Европы – на Британских островах (куда вскоре также придут римляне, а позже германцы) и небольшом участке западной Франции (современная Бретань во Франции, где живут по сути единственные сохранившиеся на континенте кельты – бретонцы). Так и не перейдя в историческую, государственную фазу, некогда самая потенциально могучая сила Европы сохранилась лишь островками на западе, подарив возвысившимся на её месте римской, германской и славянской культурам некоторое наследие; а нам, живущим спустя две тысячи лет после них – атмосферу тайны и загадки о вдруг исчезнувшем великом народе..

Латенская культура и раннехристианская эпоха западных кельтов – вот два периода, в которые были записаны все данные о языческой религии этих народов; в которую был зафиксирован их ранний быт, социальный строй и военное дело. Латенская культура сохранила описания кельтов греками и римлянами, а раннехристианская – уже собственно кельтские источники. В последующих постах нас будет интересовать прежде всего роль друидов и языческие верования кельтов, представляющие центральный интерес этой серии сообщений.

Друиды в обществе

Сами древние кельты не называли себя кельтами. Это общее название, данное греками, предполагало некую общность – прежде всего культурную, языковую и религиозную. Но социального единства, и, вероятно, его полного осознания у кельтов не было. Крайне восприимчивые к чужому культурному влиянию (прежде всего средиземноморскому), латенские кельты V-I вв. до н.э. представляли собою разрозненный конгломерат племён с собственными названиями. Многие из них стали известными благодаря дошедшей до нас топонимике. Так, город Париж назван так по племени паризиев (http://ru.wikipedia.org/wiki/Паризии), город Ньон – от галльского «Noviomagus», т.е. «Новый рынок», а Милан – от «Mediolan», т.е. «святилище центра». Бельгия названа по имени кельтского племенного союза (http://ru.wikipedia.org/wiki/Белги); Британия – вероятно, от кельтского племени бриттов и т.д. Иные племена называют римские и греческие историки. «Галлы» – латинский вариант греческого понятия «кельты», в Малой Азии их племена звали «галатами».

«Два века кельты были величайшим народом в Европе. Около 300 г. до н.э. сила кельтов достигает своего пика». Причину латенских завоеваний и распространения кельтов называет Плутарх: «покинув свою землю, которая, как сообщают, не могла досыта прокормить всех по причине их многочисленности, они двинулись на поиски новых владений – десятки тысяч молодых, способных к войне мужчин и ещё больше детей и женщин, которые тянулись вслед за ними» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Камилл, 15); подобную же причину стоит искать в индоевропейских миграциях в целом. Лишь к середине IV в. до н.э. Римская республика сумела переломить ситуацию: ещё в 387 году до н.э. кельтские войска под предводительством Бренна захватили Рим. При этом пророчества галльских предсказателей даже во времена Нерона беспокоили жителей Вечного города: «Боги разгневаны на Рим и господство над миром должно перейти к народам, живущим по ту сторону Альп» (Тацит. История, IV,54). Кельтские племена в качестве врагов или союзников греков известны по всей Восточной Европе и Малой Азии, заносило их даже в Египет (например, известно их восстание против Птолемея II в 270-х до н.э.). Тем не менее, уже к концу I в. н.э. почти вся Галлия, Пиренеи, Альпы – были романизированы, римские армии уверенно закрепились в южной Британии. Уже внуки воюющих с Цезарем были полностью ассимилированы, став галло-римлянами и перейдя на латынь. Однако, археологическое, историческое, лингвистическое и т.д. описания не входят в мои задачи, я лишь хочу показать, насколько широко были известны кельты – а затем вернуться к основному своему предмету изложения – дохристианской религии этого народа.

Хранителями религии у кельтов были друиды, отчего само кельтское язычество иногда называют «друидизмом» (ср. у Леру «druidechta», С. 202; список лит-ры внизу). «Говоря о друидизме, Цезарь употребляет слово “дисциплина”. Оно указывает на упорядоченный характер друидического знания, на наличие целостной доктрины <…> Античные авторы делят знание, которым обладали друиды, на две части: философскую, основанную на вере в сверхъестественное, и науку» (Широкова, с. 71; см. также Мурадова с. 31).

В этом сообщении я хочу рассказать о друидах как некоем социальном явлении, пока не углубляясь в собственно религиозные и магические вопросы. Наиболее подробно пишет о друидах Цезарь в VI главе своих «Записок о галльской войне». Римский диктатор, стоящий у истоков Римской империи, прославился завоеванием Галлии – обширной территории на землях нынешней Франции, где жили разрозненные кельтские племена. Никакого политического единства в кельтской Галлии не было практически никогда; сам Цезарь мотивировал ввод войск в Галлию тем, что на союзные Риму кельтские племена эдуев собирались напасть кельтские же племена гельветов. Цезарь пишет: «во всей Галлии существует вообще только два класса людей, которые пользуются известным значением и почётом <…> – это друиды и всадники. Друиды принимают деятельное участие в делах богопочитания, наблюдают за правильностью общественных жертвоприношений, истолковывают все вопросы, относящиеся к религии; к ним поступает много молодёжи для обучения наукам <…>. Они ставят приговоры по всем спорным делам, общественным и частным», выполняя судебную функцию (Цезарь, VI,13). Однако сугубо жреческими функциями деятельность друидов не ограничивалась, они играли огромную политическую роль. Так, друид Дивитиак был главной фигурой в военной кельтской дипломатии в той самой «галльской войне» Цезаря. Друиды «не платят податей наравне с другими; они вообще свободны от военной службы и от всех других повинностей» (Цезарь, VI,14), хотя и вполне могли быть воинами (Леру, с. 119). «Во главе всех друидов стоит один, который пользуется среди них величайшим авторитетом. По его смерти ему наследует самый достойный, а если таковых несколько, то друиды решают дело голосованием, а иногда спор о первенстве разрешается даже оружием». Раз в год все друиды собирались в священном месте в центре Галлии; Цезарь далее отмечает, что «их наука, как думают, возникла в Британии и оттуда была перенесена в Галлию» (Цезарь, VI,13), что выглядит довольно поздним представлением (Пиготт, III, Организация, ученики и обучение). Дион Хризостом же и вовсе ставит друидов в роли этаких руководителей над царями (Леру, с. 19-20) – однако подобное положение вещей сложилось (если, подобно Пиготту, и вовсе не отбрасывать такие свидетельства как выдумки), видимо, лишь в позднюю латенскую эпоху, иллюстрируя с одной стороны успех друидов в вытеснении воинского сословия от управления народом; и с другой – влияние демократических институтов Рима. «Обладая могуществом и правом отлучения от культа, стройной организацией и строгой дисциплиной, которая сплачивала их и выгодно выделяла на фоне разрозненных, недисциплинированных племён, составлявших Галлию, друиды имели реальную власть над гражданским населением» (Леру, с. 22, 55-56; также Пиготт, II, Общественное устройство).

Леру объясняет значение слова «друиды» как «весьма учёные», отмечая, однако, что нельзя не «обнаружить характерную для кельтского языка омонимичность слов, обозначающих “науку” и “лес”» (Леру, С. 84-85). К широко распространённому толкованию слова как «древовед» (напр., Мурадова, С. 33; Пиготт, III, Название «Друид») Леру относится скептически. Цезарь пишет об обучении друидов: «они учат наизусть множество стихов, и поэтому некоторые остаются в школе друидов по двадцать лет» (Цезарь, VI,14): некоторые считают, что 19 лет составляли некий сакральный цикл у кельтов (Пиготт, III). Обучение это производилось «в отдалённых лесах» (Пиготт, III, Организация, ученики и обучение).

Уже говоря о латенских кельтах, греческий историк рубежа эр Страбон, выделяет «три класса, которые “почитаются особо”: это барды (bardoi), бывшие поэтами и певцами, ваты (ouateis), бывшие толкователями жертвоприношений и природных явлений, и друиды, которые занимались и природными явлениями, и “моральной философией”» (Пиготт, III, Общественное устройство). Хотя Леру считает, что позднее средневековое ирландское деление на друидов, филидов и бардов находит соответствие сообщениям Страбона и Аммиана Марцеллина (Леру, с. 85-89), Пиготт там же отмечает, что единство и универсальность такого деления весьма условно; так, в той же Ирландии отнюдь не всегда проводится различие между, скажем, филидом и друидом (Леру, с. 102, Мурадова, с. 56). Тем не менее, нельзя не отметить некое деление на три группы носителей священного предания. Собственно друиды в узком смысле слова были наиболее почитаемым классом, именно они выполняли важную жреческую, политическую, судебную роли – как у латенских античных, так и у ирландских средневековых кельтов. Вторым классом были филиды у ирландцев или ватес у латенских кельтов (по Страбону, «предсказатели, которые изучают природу»). О ватес сведений слишком мало и сближение их с филидами условно; тем не менее о филидах в Ирландии читаем, что это были поэты и «юристы» (Леру, с. 30-31, о множестве их функций – Леру, с. 112-113), получившие серьёзное образование. «Историки не могут чётко определить, входили ли филиды в состав друидической корпорации или были конкурентами друидов» (Мурадова, с. 130-136). Наконец, барды, уже имеющие лишь толику того уважения, которое оказывалось филидам и тем более друидам, были исключительно поэтами; «барду нет нужды в ученье, ему довольно своего ума» (Леру, с. 87). Хотя филиды делились на классы (так, оллам, «или учёный высшего разряда, равен по рангу королю и умеет рассказывать триста пятьдесят историй (двести пятьдесят длинных и сто коротких), тогда как для того, чтобы иметь достоинство облэра, филида второго ранга, который довольствуется худшими кусками на пиру <…> достаточно семи историй» – Леру, с. 99-100), тем не менее даже фохлокон, или «филид седьмого или восьмого, если даже не одиннадцатого или тринадцатого разряда <…> на празднествах всегда сохраняет преимущество перед бардами» (Леру, с. 87). «Показательно то, что Ирландия поставила в один ранг различные ветви жреческого сословия, признав за всеми ними без различия право на священный по преимуществу цвет, каковым является белый» (Леру, с. 100).

Итак, друиды, филиды и барды могли входить в понятие «друида» в широком смысле слова. Но не стоит думать, что это понятие было неизменным вечно. С торжеством римского язычества в латенской Галлии и христианства в средневековой Ирландии слово «друид» обрело пренебрежительное значение «колдун» (Леру, с. 32), «деревенский знахарь», не более. «Тацит пишет о британских друидах, описывая события 61 года н.э., и дает понять, что к тому времени их религия была уже искоренена <…>» (Пиготт, III, Конец друидов в Галлии и Британии); таким образом, в континентальной Европе кельтское язычество в начале эры стремительно исчезало. А в Британии и Ирландии христианство появляется рано, широко распространившись уже к середине V в., о чём будет ещё сказано. Борясь с друидами в политике, кельтское военное сословие активно благоприятствует принятию христианства, означающего не в последнюю очередь политическую и социальную силу; аналогичным положение дел было и в собственно друидической среде, где с друидами в узком смысле слова конкурировали филиды и барды. В итоге «филидов христианство оставило на месте, в то время как друидов оно уничтожило» (Леру, с. 32). Филиды и барды активно принимали христианство (например, филидом был святой Колум Чилле – Леру, с. 88-89), и многие из них «заняли довольно высокие позиции в церковной иерархии» (Мурадова, с. 56). «Филиды, будучи поэтами и рассказчиками мифологических повестей, проникали даже в монастыри, где их слушателями становились сами монахи, затем трудившиеся в скрипториях» (Леру, с. 32-33), таким образом сохранив в раннем средневековье прежде устные предания в письменных источниках (Похищение, с. 396 и далее). Итогом этого является то, что «литература средневековой Ирландии уступает в Европе по своему богатству лишь греческой и латинской» (Шкунаев, с. 5-7), зато о собственно друидическом учении мы не знаем почти ничего..

Источники и исчезновение кельтской религии

В первой части речь шла о кельтах в целом и их истоках в гальштатском и латенском периоде, который представлял античных кельтов как соседей древних греков и римлян. Во второй было рассмотрено общественное положение друидов в кельтском обществе. Леру предполагает о друидах: «весь кельтский мир знал их, даже несмотря на то, что прямых упоминаний о них нет ни в Цизальпинской Галлии, ни у галатов» (Леру, с. 69; Цизальпинская Галлия – современная Северная Италия «по нашу сторону» от Альп относительно Рима).

«Как доказывают материальные памятники латенской культуры на пике своего территориального расцвета, перед римским завоеванием, кельтский мир простирался от смешения кельтиберов на западе и Британских островов на севере, за линию Кельн-Лейпциг-Краков к Трансильвании и Балканам на востоке и далее к Галатскому царству в Малой Азии. Однако классические тексты прямо упоминают о наличии друидов лишь в Галлии и Британии» (Пиготт, III, Распространение друидизма), и подобную фразу про описание «наличия» чего бы то ни было можно приложить к очень многим аспектам кельтской религии. Снова процитируем Цезаря, VI,14, говорящего о друидах: «..многие отчасти сами поступают к ним в науку, отчасти их посылают родители и родственники. Там, говорят, они учат наизусть множество стихов, и поэтому некоторые остаются в школе друидов до двадцати лет. Они считают даже грехом записывать эти стихи, между тем как почти во всех других случаях, именно в общественных и частных записях, они пользуются греческим алфавитом. Мне кажется, такой порядок у них заведен по двум причинам: друиды не желают, чтоб их учение делалось общедоступным и чтобы их воспитанники, слишком полагаясь на запись, обращали меньше внимания на укрепление памяти». Археологи нашли множество надписей латенского периода на каменных и металлических памятниках, записанных на кельтских языках латинским, греческим или лепонтийским алфавитом (Мурадова, с. 29-34) – однако, это не тексты, а в основном, отдельные слова; своё религиозное учение кельты-язычники действительно не доверяли письму.
Поэтому о язычестве кельтов мы знаем только из «внешних» источников – о религии латенских кельтов писали греки и римляне, а британских – христианские монахи в средневековье, многие из которых, как сказано было выше, сами могли быть раньше друидами или филидами. С одной стороны, как и везде, христианство уничтожало язычество и его наследие; с другой же именно ставшие христианскими монахами прежние носители языческого наследия записали те многочисленные мифы и предания, которые мы имеем от средневековой кельтской (прежде всего ирландской) литературы. Друиды запрещали записывать эти знания, но именно христианская монастырская традиция сохранила до нас те крупицы древней кельтской религии, которые мы имеем. Боязнь утраты старого наследия, явно проявившаяся в Ирландии в VIII в., привела и к определённому национальному единству и самосознанию. Бывшие филиды, а теперь – христианские писцы донесли до нас древнее наследие своего народа, помечая (последние слова скелы «Похищение быка из Куальнге»): «я же, который записал эту повесть, или, вернее, вымысел, не беру на веру рассказанных тут историй. Ибо многое здесь наущение лукавого, иное причуда поэзии. Одно возможно, другое нет. Иное назначено быть развлечением глупцам»..

Итак, описанный Пиготтом обширный дохристианский кельтский мир реально историческим был хоть в какой-то степени только на двух своих «полюсах» – в Галлии классической античности и на Британских островах средневековья. Практически всё, что мы знаем о религии древних кельтов – взято отсюда. Только галльские верования конца старой эры и начала новой, и валлийские и прежде всего ирландские средневековые сказания составляют практически полный круг всех текстов-первоисточников по религии кельтов, а о верованиях кельтиберов, кельтов Балкан и других, описанных выше Пиготтом у нас нет фактически никаких данных. Пиготт так резюмирует обзор всех первоисточников о кельтах: «упоминания о друидах у классических авторов относятся к периоду с конца III века до н.э. вплоть до IV века н.э. и касаются Западной Европы (почти исключительно Галлии и Британии). Самые ранние народные ирландские повести представляют собой запись устных рассказов, датируемых примерно началом V века до н.э., и касаются они одной лишь Ирландии. Таким образом, мы имеем последовательное изложение событий в течение пятисот лет, но при этом получается резкий скачок в сведениях с изменением места действия по сравнению с заметками греческих и римских авторов и местными кельтскими летописями. Тем не менее все письменные источники укладываются в одну структурную схему, исторически, этнографически и лингвистически определяющую, что представляли собой древние кельты. Кельты являли собой некое единое целое не только из-за того, что они пользовались одним языком или его диалектами, но также и потому, что древний классический мир воспринимал их как один “народ”, вроде скифов или эфиопов. О том же свидетельствуют общие традиции их материальной культуры, подтверждаемые современными археологическими находками» (Пиготт, II, Источники).

Как было отмечено, исчезновение друидов и их учения было тесно связано с христианизацией Европы. В латенский период IV-III вв. до н.э. кельты достигли предела своего влияния и распространения. Так, например «по мастерству кельтские ремесленники по металлу не отставали от своих греческих и римских собратьев и были почти равны металлургам и кузнецам средневековой Северной Европы» (Пиготт, II, Технология). Однако в начале эры кельты были в значительной степени покорены и ассимилированы другими крупными народами – прежде всего римлянами и германцами на западе и славянами и греками на востоке Европы. Из континентальной Европы оставшиеся были вытеснены на Британские острова, куда, впрочем, также вторгались римляне в эпоху античности, и которые подверглись в средневековье германским завоеваниям, как со стороны англо-саксов, так и позже викингов. В континентальной Европе незначительная часть кельтов сохранилась по сей день только в Бретани – небольшой территории на самом западе нынешней Франции. Наиболее значительной кельтской территорией является Ирландия, формально независим и крошечный остров Мэн; другие крупные современные кельтские центры расположены в Британии, входя в состав Соединённого королевства: это Шотландия, Уэльс и Корнуолл. Стоит отметить, что хотя кельтские языки знает, по некоторым данным, хотя бы как второй язык около 3,5 млн человек, в действительности им пользуется как основным самое больше несколько сотен тысяч.

Христианизация кельтов происходила достаточно рано. Наиболее известным образом раннего христианства в кельтской культуре в целом стал святой Патрик, прибывший с Британии в Ирландию в V веке и считающийся крестителем этого острова. Патрик совершил целый ряд чудес; сам действуя то как друид-чудотворец, то как воин, он прочно вошёл в легенды и мифологию Ирландии, с одной стороны выступая борцом с язычеством, а с другой – тем, кто это язычество приспосабливал и видоизменял к новым условиям. В мифах он встречает языческих богов и героев; скажем, в мифе «Воспитание в доме Двух Чаш» происходит такой диалог между святым Патриком и Энгусом Мак Оком, сыном Дагды, который был одним из наиболее значимых ирландских богов, и о котором будет сказано позже:
«- Прими истинного Бога и отринь иных богов, крестись и возьми новое имя. Так избавишься ты от возмездия, – сказал ему Патрик.
– Не для того мы ныне покинули свой светлый дом, чтобы забыть его, – отвечал Энгус».

Процитируем кельтолога Анну Мурадову (с. 48-58). Фактически, объявив войну друидам, св. Патрик с одним разобрался так: «призвал Господа и просил, чтобы этот друид немедля умер. Тут же друид поднялся в воздух, упал, стукнувшись головой о камень, и мозг его разлетелся в разные стороны». Однако, даже увидев такое, уверовали не все. Святой тогда стал состязаться со вторым по значимости друидом. «Друид вызвал снегопад, покрывший белым ковром равнину Темры. А Патрик сделал так, что снег растаял. Тогда друид вызвал тьму, а Патрик её рассеял. В общем, какое бы пакостное колдовство друид ни выдумывал, святой всё равно рассеивал его чары и восстанавливал порядок. В конце концов соревнующиеся стороны так увлеклись, что друид заживо сгорел в огне, вызванном Патриком. Больше серьёзных соперников у миссионера не осталось».

Христианизация Ирландии, да и многих иных кельтских стран и народов происходила достаточно бескровно и относительно долго (Мурадова, с. 56-57), что видно, например, по тому, сколь мало мучеников знают церкви кельтских народов. Вероятно, уже к 650 году в Ирландии практически не было язычников: первый исторически достоверный король Ирландии, Диармайт мак Кербайлл, правивший в середине VI века, был вместе с тем последним из тех, кто проводил языческие обряды на государственном уровне. При этом исследователи расходятся во мнениях, не был ли он всё же христианином.. Видно это и по деятельности того же Патрика, который, скажем, запрещая заклинания с жертвоприношениями, тем не менее, позволял такие, где жертвоприношений не было (Леру, С. 165-166), создавая тем самым определённое «двоеверие» и снижая градус борьбы между старой и новой верой. Подобная ассимиляция происходила и в социальной сфере – если друиды постепенно теряя значение, исчезали, то филиды и барды нашли своё место в новом обществе, как об этом говорилось выше.

Итак, исчезновение кельтского язычества, как и любого европейского, было связано с приходом новой культуры. Культура и вера латенских кельтов преимущественно растворились в римской культуре и средиземноморской языческой религии. А когда в Римской империи восторжествовало христианство, в Южной и Западной Европе, по сути, уже не было тех, кто считал себя кельтами, несмотря на то, что многие в той же Галлии были кельтами по происхождению..

Со II века до н.э. начались наступления на римлян (а значит и кельтов) с севера германцев, а в середине первого тысячелетия нашей эры началось великое переселение народов. Кельты ещё были где-то там, в лесах и на окраинах Центральной и Восточной Европы, но это было уже начало конца, начало их растворения в следующих великих этносах Европы – романских, германских и славянских; мы почти ничего не знаем о культуре кельтов за пределами Галлии и Британских островов. В тот же период последние очаги кельтского язычества и на Британских островах были выдавлены христианством.
Стюарт Пиготт писал: «С разрушением Древнего мира и взлетом средневекового христианства в Западной Европе знание друидов было утрачено. Оно потонуло в давно забытом прошлом, потому что стало неуместным и ненужным. Языческое прошлое Галлии и Британии не имело отношения к истории человеческого Падения и Искупления. Для христиан было важно лишь одно прошлое: то, что содержалось на страницах Ветхого и Нового Заветов» (Пиготт, IV, Друидов открывают заново); и лишь спустя многие века возродится интерес к этой вере именно как к вере, а не системе нелепых суеверий, которые следовало бы пережить и преодолеть..

Боги кельтов

Пришло время сказать о богах кельтов-язычников. Мы знаем имена богов кельтов по двум основным источникам: эпиграфике (то есть обнаруженных археологами разрозненных надписей на каменных и металлических памятниках на кельтских языках латинским, греческим или лепонтийским алфавитом; Мурадова, 29-34) и средневековой литературе. При этом эпиграфические свидетельства, относящиеся к язычеству латенской эпохи (V–I вв. до н.э.) и начала нашей эры, распространены в основном в Галлии, т.е. в континентальной Европе; в то время как под средневековой кельтской литературой в основном понимаются тексты, относящиеся к глубоко христианскому времени (VIII–XII вв.), которые были созданы преимущественно в Ирландии или Уэльсе. В первом случае – мы говорим о традиции подписывать изображения божеств (в основном, каменных изваяний), заимствованной кельтами из Рима – и здесь мы сталкиваемся с крайне скудными познаниями кельтской древности. Во второй же мы говорим о ситуации фактического «двоеверия» (пользуясь понятием В.П. Калыгина, с. 11), когда языческое наследие было переосмыслено и подверглось изменениям. Большую проблему представляет собой и соотнесение этих двух групп источников.

«В Галлии после оккупации ее Римом религия, как и другие аспекты галльской культуры, подверглась романизации, которая выражалась прежде всего в уподоблении местных богов римским, в установлении между галльским и римским пантеоном своеобразных соответствий –interpretado romana. Поэтому в надписях, найденных на галльской территории, часто содержатся обращения к римским богам, иногда к “компромиссному” божеству – латинское имя бога-адресата сопровождается галльским именем или эпитетом. Функции (и теология) галльских богов не совпадали полностью с их условными римскими аналогами. Поэтому галльский Teutates [Тевтат] иногда уподобляется римскому Марсу, а иногда Меркурию. У Марса на территории Галлии засвидетельствовано около 60 “прозвищ” (“эпитетов”), у Меркурия – 45. Из примерно 400 имен галльских богов три четверти упомянуты только один раз <…>. Встречая надпись MERCURIO ALAUNI, мы не имеем возможности сказать что-либо вразумительное о галльском боге Alaunos, поскольку остается неизвестным, какие именно функции римского Меркурия послужили основанием для отождествления этих божеств. Римский пантеон не оставался неизменным на протяжении веков. <…> Отождествление галльского бога с римским не было единообразным на всей территории Галлии: бог Iovantucarus в Трире уподобляется Марсу, а в Толи – Меркурию» (Калыгин, 9-10).

Кроме того, не один «теоним образован от названия населенного пункта». Что же касается островной средневековой кельтской литературы, то там, скажем, нередки случаи, когда «в генеалогиях имеются списки неких персонажей, помещаемых между историческими ирландскими монархами и библейскими патриархами и Адамом», причём персонажи эти, по всей видимости, относятся к кельтскому язычеству (Калыгин, 9-11). В написанной на 40 лет ранее книге «Друиды», Стюарт Пиготт по поводу эпиграфики античности отмечает (1968): «Подсчет, проведенный несколько лет назад, показал, что из надписей были извлечены имена 374 кельтских божеств, причем 305 встречались лишь однажды и только четыре или пять из них от 20 до 30 раз», при этом «имеющиеся у нас иконографические свидетельства кельтской религии и почти все надписи относятся к самой поздней фазе, то есть к тому периоду, когда Галлия и Британия вошли в состав Римской империи <…>. Кельтский мир выражал себя в основном в римских схемах, но местные художественные приемы служили для них основой <…>. Единственным языком письма была латынь. <…> В римской Британии те, кто получил достаточное образование, чтобы знать алфавит, владели некоторым знанием латыни, а те, кто не владел, не писали вовсе <…>. Неудивительно поэтому видеть разноречия в написании имен и другие несоответствия, ведь их никогда не писали на родном языке: в кельтском мире, как и в остальной варварской Европе, существовала лишь устная традиция» (Пиготт, I, гл. Иконографические и эпиграфические свидетельства). Несомненно, что пантеон весьма различался по местам и эпохам, при том что почти вся эпиграфика (археологические надписи) относится ко II в. до н.э. – I в. н.э. Кельты заимствовали образы античных персонажей, их иконографию. Так, галльские изображения Меркурия-Луга иногда используют в качестве атрибута греческий символ кадуцей, взятый от Гермеса и т.д.

Ниже представлена попытка описания основных кельтских богов с проведением параллелей их имён в эпиграфике, средневековой литературе и античных соотнесениях с римскими богами.
Приведём пример античного текста о кельтской религии. Цезарь пишет (VI.17–18): «17. Из богов они больше всего почитают Меркурия. Он имеет больше, чем все другие боги, изображений; его считают изобретателем всех искусств; он же признается указывателем дорог и проводником в путешествиях; думают также, что он очень содействует наживе денег и торговым делам. Вслед за ним они почитают Аполлона, Марса, Юпитера и Минерву. Об этих божествах они имеют приблизительно такие же представления, как остальные народы: Аполлон прогоняет болезни, Минерва учит начаткам ремесл и искусств, Юпитер имеет верховную власть над небожителями, Марс руководит войной. Перед решительным сражением они обыкновенно посвящают ему будущую военную добычу, а после победы приносят в жертву все захваченное живым, остальную же добычу сносят в одно место. Во многих общинах можно видеть целые кучи подобных предметов в освященных местах, и очень редко случается, чтобы кто либо из неуважения к этому религиозному обычаю осмелился скрыть у себя что-нибудь из добычи или унести из кучи: за это определена очень мучительная казнь. 18. Галлы все считают себя потомками отца Дита и говорят, что таково учение друидов. По этой причине они исчисляют и определяют время не по дням, а по ночам: день рождения, начало месяца и года они исчисляют так, что сперва идет ночь, за ней день..». Меркурий, Аполлон, Минерва, Дит – всё это, как известно, римские боги. Цезарь, как и большинство античных авторов, не упоминает собственно кельтских имён богов. Возможно, это могло быть связано не только с желанием донести сущность веры для римского читателя, но и с реальным и бесспорно существовавшим обычаем самих кельтов делать подобные сопоставления. Тем не менее, для исследователей поиск кельтских аналогов описанных богов затруднителен.

Итак, главный бог кельтов латена – Меркурий. Этот образ восстанавливается относительно бесспорно. В Ирландии и Галлии он известен под одним именем – Луг. В латенском мире «Меркурию посвящено гораздо больше надписей, статуй и барельефов, бронзовых статуэток, культовых мест, чем любому другому богу» (Широкова, 275). В его честь проводился праздник Лугназад, о чём будет ещё сказано; целый ряд топонимов носят его имя, например, французский город Лион, как и немецкий Лейден этимологизируются от галльского «Лугудунум», «холм Луга»; таков же город Легница в Польше. Последний факт показывает, что Луга почитали далеко не только западные кельты; Луг – верховный и наиболее значимый бог всех кельтов. Основной его функцией в латенском мире, кажется, было покровительство и связь с миром мёртвых (Широкова, 278–279). Целый ряд мифов о Луге сохранила ирландская мифология. В одном из них он убивает Балора, хтонического одноглазого гиганта, который поверг множество великих героев. Ирландцы знали его под прозвищем «самилданах» – «всеискусный». Луг прекрасно владел любым видом деятельности: он был лучшим и певцом, и сказителем, и лекарем, и воином и т.д., его считали создателем многих из этих искусств. Сравнение с Меркурием справедливо – это и покровитель искусствам, и хитрец, и посредник между мирами, хотя и понятно, что любые сравнения таких разных культур условны; так, кельты почитали Луга на холмах, чего мы не наблюдаем в культе Меркурия римлян. На галльских изображениях Луг часто предстаёт трёхглавым. Впрочем, ввиду столь широкой функциональности сложно остановиться на каком-то одном определении Луга. По всей видимости, он покровительствовал как шамано-друидическому сословию, так и (хотя в меньшей степени) воинскому – это был бог правителей. Наиболее значимый герой кельтского эпоса – Кухулин – является сыном Луга.

Кельтским Аполлоном мог быть ирландский Бел, галльский Беленус. Ему был посвящён майский праздник Бельтайн; как и Аполлон, он был связан с солнцем. Анна Мурадова пишет: «имя бога-лекаря звучало как “белено-бог”. В латинском языке это же растение называли herba apollinaris: жрицы Аполлона принимали ее для того чтобы войти в состояние измененного сознания» (Мурадова, 37). Впрочем, ещё вероятнее, что это имя – одного корня со славянским «блестеть, белеть», оно чем-то похоже на имя Аполлона. В мифах многих народов Солнце – великий лекарь.
Впрочем, Аполлона ряд источников отождествляют с галльским Граннусом, богом-целителем, которому в 215 году принёс жертвы даже римский император Каракалла. Возможно, ирландское имя Мак Грейне родственно галльскому теониму. Но единой системы сопоставлений, конечно, не было; кроме того, у богов было множество имён и «слияний» в плане функций и свойств. Эпиграфике известна надпись «Аполлон-Борво» и т.д., приводить все сопоставления нет смысла.

Марс кельтов – известен эпиграфике под сопоставлениями «Альбиорикс, Камулус» и т.д. По всей вероятности, наиболее распространённое его имя у галлов – Тевтат, что отсылает нас уже к ирландскому слову «teutos» – «племя, народ». В поэме Лукана (I. в.н.э.) – одного из немногих античных авторов, употребляющих кельтские имена богов – «Фарсалиях», I.444–446, и в добавленных к ним в средневековье комментариях, сообщалось, что некие три значимых кельтских бога умилостивлялись разными жертвами (Широкова, 293). Жертвы Тевтатесу – топились, жертвы Таранису – жглись, а жертвы Езусу – вешали на дереве. Иногда Тевтата сопоставляли с ирландским Нуаду, персонажем ряда мифов, и валлийским Нуддом, британским Ноденсом. А для галлов, очевидно, кроме воинской функции интересны были интересны и его черты лекаря. С ним связывали кабана или мулов. Прежде всего, конечно, он был богом войны, однако несомненно переплетение ряда функций галльских Марса и Меркурия в разных образах.
Юпитер, названный Цезарем – очевидно и есть Таранис Лукана. Это – типичный для Европы бог грозы, метающий молнии и знаменитый своей силой, бородой и буйным нравом. В отличие от многих иных индоевропейских народов, кельтский громовержец не был претендентом на статус важнейшего бога своего народа; этот образ у ирландцев вообще практически не проявлен. Его изображения латенского периода постоянным атрибутом кроме молнии и скипетра в духе Юпитера имеют колесо с различным числом спиц, означающее его связь с небесным движением.

Что касается упомянутого Луканом Езуса, то этот бог мог быть связан с растительностью, деревьями, лесом и т.д. Параллель ему у ирландцев найти трудно, но лишь потому, что целый ряд богов так или иначе могли быть связаны с этой сферой. На барельефах он изображён с резцом рядом с деревом. Его имя возможно, значит «господин».

Говоря об изображении галльских богов нужно упомянуть два памятника, играющих особую роль в иконографии кельтского язычества. Первый из них – колонна лодочников I в.н.э., найденная в центре Парижа. Здесь изображены несколько богов кельтов, имеющих характерные черты, их имена подписаны. Часть имён принадлежат римской культуре, например это Вулкан и Кастор. Среди кельтских имён – Езус, здесь он заносит нож, стоя у дерева, Цернунн, выделяющийся большими рогами, малоизвестный Смертиос (бог войны, близкий Тевтату (Широкова, 293)), чьё изображение сходно с подобным у Езуса. Не подписана, вероятно, галльская богиня Росмерта, связанная с дикими животными и врачеванием. Второй памятник – котёл из Гундеструпа, созданный на 100 лет ранее и найденный на севере Дании. Здесь нет надписей, но образы хорошо реконструируются на основании той же колонны лодочников. На гундеструпском котелке нарисован Таранис – в его руках колесо, характерное для ряда его изображений; Цернунн, такой же рогатый, сидящий с окружении животных и держащий в одной руке змею, а в другой – гривну. Цернунн – образ, связанный с животным миром. Поразительно сходство его изображения на котелке с древнеиндийскими изображениями прото-Шивы, как и он, сидящем в позе «медитации» среди зверей. Один из наиболее частых эпитетов Шивы – «пашупати», «владыка скота». Другие образы котелка довольно трудно определить. Кроме колонны лодочников и гундеструпского котелка есть ряд менее значимых памятников, иногда представляющих собою единичные статуи. Одним из таких изваяний является статуя Суцеллуса, хтонического бога с молотом и чашей в руках, возможно, связанного с загробным миром.

Из латенских богинь кроме упомянутой выше Розмерты надо выделить богиню вод Нантусуэльту и Эпону, покровительствующую лошадям. Стоит отметить, что для римлян Галлия была страной лошадей, которые в римской армии давно утратили столь значительную роль, каковой она была у кельтов долгое время. Цезарь был поражён употреблению кельтами колесниц в боях против него (Пиготт, II Сельское хозяйство и экономика). Возможно, с Эпоной можно сопоставить образ Рианнон, ярко выделяющийся в валлийском памятнике «Мабиногион» тем, что её, неспешно едущую на коне, никому и никакими способами не удавалось догнать. Огромное количество локальных богинь покровительствовало рекам и источникам, широко распространены изображения тех или иных богинь в паре с богами.

Ещё один важный галльский образ, находящий соответствие в мифологии средневековых кельтов – это Огмия, которого изображали с оружием в руках и чертами Геракла. Он мог связывать словом своих врагов (Мурадова, 37; Широкова, 330). Возможно, он был связан со средневековым огамическим письмом, использующимся только в магических целях. О нём будет сказано позже.

Необходимо отметить, что значительное число галльских памятников содержат некие тройки божеств, или божество имеет три головы. Средневековая литература кельтов также характерна своих разделением персонажей на троицы, причинами таких разделений могли быть самые разные. Вероятно изначально имелось в виду всё же тройственное (типичное для шаманов-праиндоевропейцев) деление Вселенной на три мира. Допускается, что многоголовость и тройственность ряда славянских языческих образов испытали кельтское влияние. «Житие Оттона Бамбергского», крестителя нескольких западнославянских племён, сообщает, что в городе Щецине почитали бога Триглава, «трёхглавое изваяние, у которого глаза и уста закрыты золотой повязкой. Как объясняют жрецы идолов, главный бог имеет три головы, потому что надзирает за тремя царствами, то есть небом, землёй и преисподней, а лицо закрывает повязкой, поскольку грехи людей скрывает, словно не видя и не говоря о них». Многоголовые изображения богов во множестве известны в Индии (хотя допускать взаимовлияние кельтов и индийцев сложно), намного реже таковые встречаются в Греции и Риме.
Выше были рассмотрены основные боги галльского мира, те, кого могли почитать условные Астерикс и Обеликс. Теперь рассмотрим богов средневековых Британских островов, то есть тех, с чьим культом боролся святой Патрик.

Надо отметить, что в мифологии ирландцев – самой богатой из всех не только кельтских, но и вообще североевропейских языческих мифологий – существовало 5 поколений-племён, заселявших Ирландию. Пятое из них, которое зовётся Сыновьями Миля – это предки современных ирландцев. Они прибыли в Ирландию морем; до того её населяли Племена Богини Дану (ирл. Туата Де Дананн). После войны с Племенами Дану победителями вышли Сыновья Миля; прежние же насельники Ирландии «ушли» в некий иной мир, который называется сид. Характерно, что сид – это также название для курганов и других старых погребений. Однако сид в ирландской мифологии – скорее параллельный мир, чем подземный и загробный: Туата Де Дананн незримо продолжают жить и действовать в Ирландии. В своё время Племена Дану разбили Фир Болг – третье поколение, при которых царил золотой век вечных урожаев и благих правителей. До Фир Болг Ирландию населяли персонажи которые в чём-то выступают как хтонические гиганты, а в чём-то как культурные герои. Первые – названные в честь своего правителя Народом Партолона – все погибли от некой болезни. Безлюдную Ирландию заселил Народ Немеда, который тоже подвергся ужасной болезни, а затем был почти полностью истреблён фоморами – хтоническими демонами. Однако, выжившие (и пустившиеся в скитания) представители Народа Немеда стали предками для Фир Болг и – другой ветвью – для Племён Дану. И первый – Народ Партолона – и второй – Народ Немеда – изобрели множество культурных и цивилизационных новшеств, но вместе с тем участвовали и в образовании ландшафтов – гор, озёр, рек (типичная мифологема для первоначальных хтонических гигантов в ряде мифологий). Однако ввиду того, что именно Туата Де Дананн были хозяевами Ирландии до Сыновей Миля, именно их представители стали богами для язычников-ирландцев.

Главнейшим богом (разумеется лишь преимущественно, с учётом генотеизма) и здесь предстаёт Луг, о котором уже было достаточно сказано раньше, в т.ч. в связи с ирландскими преданиями. Хотя он возглавлял Племена Дану, среди его предков были и демоны-фоморы и Фир Болг (а тем самым и Народ Немеда). «Таким образом, Луг – потомок всех божественных рас» (Широкова, 284–285). Анализ всей ирландской мифологии о богах едва ли возможен даже в нескольких постах; поэтому ограничимся лишь самыми основными фактами о наиболее значимых богах.

Вторым по значимости персонажем ирландских мифов предстаёт Дагда (ирл. «добрый бог»). Его функции, как и у Луга, довольно многообразны. Он и великий воин, и покровитель плодородия, и музыкант. По всей видимости, значение его как Всеотца, силы порождения, была основной, в этом отношении он сходится с германским Фрейром или даже индоевропейским Богом Ясного Неба. У него большое потомство. Довольно любопытна цитата о Дагде из «Осады Друим Дамгайре», где к Дагде обращается самый великий друид – Мог Руит – со словами «бог друидов, мой бог перед всеми богами..».

Нуаду, ещё один значимый персонаж, это прежде всего покровитель царской власти и воинской славы, о нём уже говорилось в связи с Тевтатом латенских кельтов. Крайне значим был Мананнан Мак Лир, бог моря, связанный с потусторонним миром. Мананнан – великий волшебник, обладатель множества удивительных артефактов. Огмий, очевидно этимологически связанный с латенским Огмией, в ирландских мифах предстаёт в большей степени воином.

Яркой фигурой мифологии кельтов предстаёт Морриган, могучая богиня войны, сравнимая с греческой Афиной. Она не только повелевает ужасом и воинским пылом, но и, порой, пытается соблазнить того или иного воина, и в зависимости от результатов этих попыток помогает или мешает ему в битвах. Вероятно, Бадб, Маха, Немайн – являются родственными ей образами или даже её ипостасями.

Бригитта, дочь Дагды – покровительница поэтов. Иногда именно её интерпретируют как ту самую Минерву из сообщения Цезаря. В христианское время некоторые элементы её женского культа вошли в почитание святой Бригитты Ирландской. Её праздником был Имболк (1–2 февраля), с нею связан знаменитый крест св. Бригитты. Гоибниу – бог-кузнец, как и в иных индоевропейских мифах, связан в целом с творческой стихией (он также и плотник и строитель и т.д.). Врачеватель Диан Кехт по сути создал многие разделы медицины, например, травничество. Любопытна сюжетика мифов о королеве Этайн, иллюстрирующая довольно редкую для северной Европы тему перерождения. Загробным богом ирландцев был Донн, отвечающий также за плодовитость скота и ненастную погоду (Широкова, 308–310). Богиня, выкормившая Луга – Таильтиу – создала прекрасное поле цветущего клевера (символ Ирландии!), вырубив дремучие леса, и обессиленная, погибнув от этого труда.

В III–IV веках в континентальной Европе боги кельтов окончательно исчезают. Некоторое время их ещё почитают на Британских островах, но в V–VI веках там повсеместно побеждает христианство. Культ многих богов был забыт, иные персонажи, как Бригитта, сливаются с культом святых. Однако основные данные о религии ирландцев – и шире, кельтов – оставили нам мифологические и эпические тексты, называемые скелы, чей золотой век пришёлся на эпоху гибели язычества III–VIII веков. Однако возрождение язычества кельтов было наиболее ранним из всего североевропейского – его истоки можно проследить вплоть до 2-й половины 17 века.

О богах кельтов и их параллелях: http://www.drui.ru/content/blogcategory/97/156/
https://en.wikipedia.org/wiki/Celtic_deities

Общие религиозные представления кельтского язычества (магия огама, календарь и праздники, загробные представления)

Как уже говорилось ранее, особенностью древних кельтов было то, что в отличие, скажем, от германцев, у которых военные вожди сместили жрецов с роли главенствующих в обществе (Хлевов, II, Иерархия асов, 165–166), у кельтов именно жрецы-друиды стали во главе политического и социального аппарата. Вероятно, это и привело к ситуации, при которой на Европейском континенте так и не возникло ни одного кельтского государства, хотя в латенский период (V–I вв. до н.э.), видимо, они превосходили численно любой другой европейский народ. Статус военных вождей постоянно падал; например, ко временам Цезаря «первоначальная система племенных вождей (или королей) сменилась ежегодно выбираемыми магистратами на римский манер (члены которых именовались “vergobretjs”) <…> У Тацита есть упоминание, что подобный же упадок института вождей наблюдался и в Британии» (Пиготт, II, Общественное устройство). Тот же Тацит (I–II вв.) пишет (Германия, 28) о неких племенах: «треверы и нервии притязают на германское происхождение и, больше того, тщеславятся им, как будто похвальба подобным родством может избавить их от сходства с галлами и присущей тем вялости», показывая тем самым крайне незавидное положение кельтов уже в начале н.э. Лишь позже на Британских островах военная элита, поддержавшая христианство, сумела выйти на первые роли, устроив войну с друидами под лозунгами борьбы с язычеством – и оно было уничтожено.

Но до этого друиды определяли в кельтском обществе едва ли не все сферы жизни. Как говорилось ранее, друиды запрещали записывать данные об их учении. Единственный собственный тип «письма», который они употребляли, был огам. Датировка использования огама такова: он появился около IV в. н.э. (Пиготт, II, Язык и грамотность), а исчез из обихода примерно в VIII–X вв.; на нём известно около 330-350 надписей, почти все – в Ирландии. Однако по сути это было не письмо: он использовался исключительно с магическими целями. Например, «главный герой ирландских скел Кухулин, в одиночку защищая страну от армии королевы Медб, желающей похитить быка из Куальнге, сдерживал ее в том числе и при помощи огамической магии: “Кухулин направился к лесу и одним ударом срубил молодое деревце дуба у самого основания. Стоя на одной ноге и прикрыв один глаз, связал он его одной рукой в кольцо и, начертав письмена на огаме, водрузил на острый верх камня <…>. Затем натянул его Кухулин до самого поперечья камня”. Подошедшее войско королевы вынуждено было остановиться до следующего утра, потому что в противном случае оно бы погибло в бою. А наутро выпал снег, и про воинов королевы Медб говорится: “Не выпадало еще на их долю столь тяжкой и многотрудной ночи” [Похищение Быка из Куальнге 1985: 137–140]» (Кутарев, 292). Система огама была довольно примитивной. В качестве основы записи использовалась черта (обычно вертикальная, хотя единых правил записи так и не сложилось), на которую наносились перпендикулярно линии. Одна линия слева означала одну букву, две – другую, и т.д., до пяти. Затем также до пяти линий справа от основной черты означали ещё буквы, затем использовались аналогично наклонная или линии, длящиеся в обе стороны (см. изображение ниже). Огамические символы с магической функцией (защита, поиск, проклятие) наносились на те или иные предметы (Широкова 2005: 70), для записи же огам практически не применялся. Уже в раннем средневековье с гибелью язычества и распространением латиницы огам полностью вышел из употребления (Хлевов, II, Руническая письменность как феномен культуры, 221–222), возможно, в какой-то степени повлияв на развитие примерно современных ему германских рун (Хлевов, II, Место и время обретения рун, 229–230). Не вполне ясно, был ли как-то связан огам с общекельтским богом-воином Огмией.

Для записи же определённых «текстов» кельты употребляли латиницу и греческое письмо. Именно этим письмом созданы эпиграфические подписи изображений богов и знаменитый календарь из Колиньи. Об эпиграфике было сказано достаточно – её фонд кроме скудных подписей на вещах и надгробиях составляет несколько сотен записанных имён божеств, иногда это надписи к изображениям. Но самих текстов или пояснений нет; таким образом, это очень скудный источник по мифологии кельтов. Именам богов по эпиграфике посвящён словарь Калыгина (см. под постом список литературы), об этом рассказано в ранних постах.

О календаре можно сказать больше. В 1897 году в восточной Франции – в местечке Колиньи – был найден древний календарь кельтов, названный по месту находки. «Ныне это фрагменты, оставшиеся от большой бронзовой таблицы, размером 5 футов на 3 фута 6 дюймов, на которой выгравирован календарь с 62 последовательными лунными месяцами, двумя месяцами, “добавочными для выравнивания календаря”. <…> Буквы и цифры на ней римские, язык – галльский, и многие слова сокращены. Таблица разделена на половинки месяцев, отсчитанных по числу ночей, и в ней отмечены счастливые и несчастливые дни. По сути своего строения она представляет собой приспособление лунного календаря к солнечному году вставкой “дополнительных” месяцев <…> практическое значение заключается в том, что девятнадцать солнечных лет эквивалентно двумстам тридцати пяти лунным месяцам (с разницей в полдня). С учетом этого факта становится возможным <…> примирить солнечный и лунный календари» (Пиготт, III, Практические знания). Календарь из Колиньи относится к I или II вв. н.э., и очевидно испытал влияние античного мира, был очень похож на римский, как и он, состоя из 12 месяцев. Так, надписи сделаны латинскими буквами, а некоторые схемы, видимо, повторяют греческие календарные разработки (в частности, метонов цикл). Однако, согласно этому календарю, а также сообщениям Цезаря и Плиния мы знаем, что отсчёт времени галлы вели начиная с тёмного/холодного времени (например, по ночам, а не по дням, в отличие от римлян, греков, или, скажем, славян) (Пиготт, там же; Мурадова, 109–112; Широкова, 71–73). Любопытно, что некоторые реконструкции германского языческого календаря предполагают схемы, подобные моделям из Колиньи: http://norse.ulver.com/articles/khalipov/khalipov2.html

Но конечно, куда более известны описанные в средневековых ирландских текстах главные праздники: Самайн (1 ноября) и Бельтайн (1 мая) с предшествующими им ночами (современный День всех святых/Хэллоуин в ночь с 31 октября и Вальпургиева ночь с 30 апреля соответственно). На Бельтайн и особенно Самайн приходится великое множество событий мифологического характера в ирландских скелах. Так, например, в Бельтайн прибыли в Ирландию Племена Богини Дану (Леру, 194) и т.д. О Самайне же можно было бы легко написать отдельный пост, настолько он был значим. Это главный праздник язычников-ирландцев, отмечаемый в течение недели обильными пирами с хмельными напитками и жертвоприношениями. Открываются врата в мир духов, сид: «бессмертные приходят в мир людей, а герои получают доступ в сид: в этот краткий период происходят сраженья, браки людей с обитателями сида, уплата всевозможных долгов. Боги и герои, в частности, Кухулин, умирают в Самайн; все мифологические сражения, как, например, “Битва при Маг Туиред”, все знаменательные мифологическо-эпические события концентрируются вокруг него, в нем обретают свое предвестье и в нем же — свой эпилог: кажется, все время словно бы сжимается в нем» (Леру, 197–198).

Два других больших ирландских праздника приходились на 1-2 февраля (ср. современный День сурка) – Имболк, и 1 августа – Лугназад («свадьба Луга»). Впрочем, соответствия им известны по всей Европе, и среди германцев, и среди славян (например, Ильин день у славян – 2 августа, по всей вероятности отмечался с языческих времён и был связан с Перуном, Богом грозы и т.д.). Имболк широко отмечался и христианизированными кельтами как день св. Бригитты, при этом весьма вероятно, что прототипом этой святой была языческая богиня – Бригитта, дочь Дагды, покровительница поэтов. Современные язычники объединили 4 ирландских праздника с Равноденствиями и Солнцестояниями, и получили так называемое Колесо Года (https://ru.wikipedia.org/wiki/Колесо_Года) – разработку достаточно искусственную, но всё же находящую соответствие каждому из 8 своих элементов в европейском фольклоре и мифологии.

Говоря о самой религии кельтов, стоит уточнить представление о сиде (слово означает «мир», Широкова, 88). Как уже отмечалось, современные ирландцы, согласно мифологии, зовущиеся Сыновьями Миля, вытеснили предшествующий народ – Племена Богини Дану. Именно Племена язычники-ирландцы почитали как богов; среди них особую роль играли Луг, Дагда, Огма, Морриган и другие (см. пост 4). Когда Сыновья Миля стали обращаться в христианство, Племена Богини Дану стали уходить, но не из Ирландии, а скорее, из мира живых. Они отправились в сид – этим словом в Ирландии называют старые могильники, курганы и погребения древних людей, всегда внушавшие почтение и страх. Но в то же время сид – это не столько загробный мир, сколько, выражаясь современными понятиями, «параллельный». В мифах кельтов известно, как в сид попадали те или иные персонажи, а затем возвращались из него; именно сид открывается в ночь на Самайн и Бельтайн. Итак, боги Ирландии, Племена Богини Дану – по-прежнему живут в Ирландии и порой вмешиваются в мир живых, хотя и живут в сиде. Иногда видно, что и умирающие ирландцы-язычники также именно как сид представляли свой дальнейший загробный путь. «У язычников в обычае в могиле пребывать вооруженным, с оружием наготове, лицом к врагу» – сказал один языческий кельтский король, не желая креститься перед смертью, и такие захоронения известны – в полном вооружении, повернувшись в сторону врага (Леру, 216–217). В захоронения кельтов часто клали кабана, а сами они были обычно сделаны ориентированно по линии север-юг (Седов, 82; ср. у славян постоянную ориентацию головой на запад). Погребение было характерно именно для кельтов, в отличие от типичного для почти всех язычников-индоевропейцев сожжения (Седов, 56).

Римский автор I в. Валерий Максим пишет: «можем упомянуть о древнем обычае галлов; ибо говорят, что они одалживают друг другу деньги, которые следует выплатить в следующем мире, столь крепка их вера в то, что души людей бессмертны» (Кендрик, 145). Далее этот писатель сравнивает учение галлов с пифагорейским, где верили в перерождение. Перерождение известно и в нескольких ирландских текстах, наиболее известна из которых скела «О любви к Этайн», где главная героиня претерпевала ряд воплощений и превращений «больше тысячи лет», становясь лужицей, червяком, мухой.. Но подобные представления – исключения в кельтской картине мира. Проанализировав полный корпус текстов о загробных представлениях кельтов, Стюарт Пиготт пишет: «кельтская доктрина бессмертия, как вытекает из рассмотренных источников, вообще не пифагорейская по смыслу. Она вовсе не утверждает, что существует переселение душ в другие живые существа (“что душа нашей бабушки может вселиться в какую-нибудь птичку”), но всего лишь наивно, буквально и радостно верит, что за могилой существует точная копия жизни земной, которую и живут заново» (Пиготт, III, гл. Вера в бессмертие). Вторит ему Томас Кендрик: «утверждения, будто кельты проповедовали учение о переселении душ в его развитой форме, иными словами, в том виде, в котором оно понималось греками или индусами, лишено всяких оснований. Судя по рассмотренным нами сведениям, друиды, по-видимому, верили всего лишь в продолжение существования души после смерти в новом, но узнаваемом теле» (Кендрик, 153). То же самое повторяет Н.С. Широкова (Широкова, 82). Наконец, итог можно подвести цитатой Франсуазы Леру: «кельтский метемпсихоз [перерождение] не носит всеобщего характера, как, к примеру, перерождение души во многих религиях Индии. В то время как в них ему подвержены все живые существа, ирландская легенда приписывает его лишь нескольким мифологическим или божественным существам, заставляет менять облик и судьбу лишь нескольких предназначенных к тому персонажей, отмеченных особой миссией» (Леру, 210–211). Итак, не остаётся сомнений, что перерождение было уделом избранных, исключением из правил; в то время как основным представлением была мифологема загробного мира. Сходна с этим картина у германцев и славян.

Каким же кельты-язычники мыслили бытие в этом загробном мире? Без сомнения, это был прекрасный райский мир. О путешествии туда рассказывает ирландский миф «Плавание Брана, сына Фебала». Вот несколько строк с описанием сида из этого рассказа:

Стоит остров на ногах из белой бронзы,
Блистающих до конца времен.
Милая страна, во веки веков
Усыпанная множеством цветов.
Есть там древнее дерево в цвету,
На котором птицы поют часы.
Славным созвучием голосов
Возвещают они каждый час.
Сияет прелесть всех красок
На равнинах нежных голосов.
Познана радость средь музыки
На южной, туманной Серебристой Поляне.
Там неведома горесть и неведом обман.
На земле родной, плодоносной,
Нет ни капли горечи, ни капли зла,
Всё – сладкая музыка, нежащая слух.
Без скорби, без печали, без смерти,
Без болезней, без дряхлости..

О вечной юности в сиде говорит и скела «Исчезновение Кондлы Прекрасного». Итак, загробный мир кельтов предстаёт прекрасным и благим; это основное представление их языческой религии. Нет оснований видеть в этих описаниях христианское влияние; в то же время вообще неизвестны кельтскому язычеству и мучения ада (аналогичным образом, у славян-язычников загробный мир представал цветущим садом, в то время как аналога ада вовсе не было: http://dajbojic.livejournal.com/1091.html ). Перерождения же играли исключительную роль и концептуально были не проработаны.

Огам как письменная система (много хороших картинок и разборов): http://www.rbardalzo.narod.ru/4/ogam.html

Общие религиозные представления кельтского язычества (шаманизм, предсказания, святилища)

Как не раз говорилось ранее, учение друидов запрещалось предавать записи, несмотря на наличие некоторых навыков письма (Широкова, 68–70). Из-за этого до нас дошло очень ограниченное число сведений о религии кельтов. Основательное исследование кельтской языческой психотехники показывает, что её сущностью являлся шаманизм (Кутарев, 290–293), то есть практика экстаза, позволяющая связываться с теми или иными богами и духами. Диодор Сицилийский (I в. до н.э.) говорит о людях с такими навыками в кельтском обществе (Историческая библиотека, V, 31): «через тех, кто сведущ в божественной природе и как бы владеет божественной речью, и следует выражать благодарность богам, и через них же, как полагают, и следует просить о благах» (Кендрик, 112). Именно в шаманском ключе стоит воспринимать некоторые пассажи, часто интерпретируемые как «перерождения», например слова Аморгена в «Книге Захватов Ирландии» («я капля росы, я прекрасный цветок, я свирепый вепрь, я лосось в реке, я озеро на равнине, <…> я искусное слово» и т.д.). Нет, речь идёт скорее о перевоплощениях в совершенно шаманском смысле, это бесспорно показывает материал некоторых ирландских скел (Широкова, 74–82). Друиды или барды вселялись в других существ, и в этом облике могли совершать магические действия, сражаться, прятаться или проводить разведку.

В остальном же, кажется, религия кельтов представляла собою типичное для Северной Европы язычество (Кендрик, 192–197). Здесь почиталось множество божеств, узкий круг которых может быть назван верховным (прежде всего Луг; также Дагда, Огма, Морриган – в случае ирландцев и т.д.), при этом каждый бог отвечал за какую-то сферу деятельности, связанную как с общественным устройством или ремеслом, так и с теми или иными явлениями природы.

От богов многое зависело. Например, прорицания могли даваться не только как результаты психопрактики, но и как толкование знаков от богов. Римский автор Вописк пишет (IV в.): «Когда Диоклетиан, как говорил мне мой дед, остановился на постоялом дворе в земле тонгров в Галлии, в те времена, когда он еще занимал скромное положение в армии, и рассчитывался за постой с женщиной-друидом, эта женщина сказала ему: „Ты слишком жаден и рассчетлив, Диоклетиан“. На что он в шутку ответил: „Я буду более щедрым, когда стану императором“. В ответ женщина сказала: „Не смейся, Диоклетиан, ибо, когда ты убьешь Кабана, ты на самом деле станешь императором“» (Кендрик, 129). Как известно, Диоклетиан стал императором в 284 г. именно после убийства восставшего Апера, чьё имя переводится как «кабан». Античным источникам известны и другие сбывшиеся предсказания, ещё больше их известно ирландской литературе.

Так, существует понятие гейса – запрета, который нельзя нарушать. Те или иные люди или боги (часто друиды) дают вместе с предсказаниями гейсы, например, в ирландской скеле «О разрушении Дома Да Дерги» некий Немглан, превращавшийся в птицу, сказал Конайре, что тот станет королём. Однако после этого добавляет: «за нашу помощь тебе мы накладываем гейсы <…>. Вот каковы эти гейсы: не должен ты обходить Тару по правую руку, а Брегию по левую, не должен ты охотиться за дикими зверями Керны. Не должен ты покидать пределы Тары каждую девятую ночь» и т.д. Но события складываются так, что ради мира в королевстве Конайре вынужден нарушать один гейс за другим, что в итоге приводит к ужасной резне, в которой король лишился головы.

Рассмотрению многих иных типов кельтской магии посвящена книга «Друиды» Франсуазы Леру, которая отлично подойдёт для начала изучения кельтской религии и доступна в сети (как и все остальные книги и статьи, на которые делаются ссылки). Рассмотрение всего многообразия кельтской магии и практик же в нашей вводной серии постов не представляется возможным.

Кельты создавали святилища своим богам, которые имели огромное значение. Уже говорилось о том, что святилища были местами встреч друидов и принятия общественных решений, здесь свершались жертвоприношения. «Необычайно редки и кратки упоминания в классических текстах о каких-либо культовых строениях в связи с кельтскими верованиями» (Пиготт, II, Святилища и храмы), то есть святилища эти обычно представляли собою лишь огороженные священные рощи, которые назывались неметон от лат. «роща» (Пиготт, II, Священные ограды); в некоторых случаях они располагались на холмах. «”Лес” и “святилище” являются совершенно эквивалентными понятиями» у кельтов (Леру, 192), и стереотип друида как некого лесного волхва в данном случае имеет все основания. Уже говорилось как о вторичной версии этимологии слова «друид» как «древовед» (в дополнение к основному значению «весьма учёные») ввиду омонимичности слов «наука» и «лес» в кельтском языке (Леру, С. 84–85); к этому можно добавить целый ряд понятий, вплоть до названий кельтских племён, таких как эбуроны, «люди тиса» (Леру, 192). С растениями связывались и определённые обряды, например, знаменитое собирание омелы с дуба, описанное Плинием Старшим (I в.), и произведшее неизгладимое впечатление на классика религиоведения Джорджа Фрэзера. Плиний пишет о галлах (Естественная История, XVI, 249): «Друиды – ибо так зовутся их волшебники – ничего не считают столь священным, как омелу и дерево, на котором она растет, всегда представляя себе этим деревом дуб. Однако они избирают дубовые рощи только ради этого дерева и никогда не проводят ни одного обряда, если у них нет дубовой ветви; так что кажется вероятным, что название самих жрецов происходит от греческого названия этого дерева. На самом деле, они полагают, что все растущее на дубе было послано с небес и является доказательством того, что это дерево было избрано самим богом. Однако омелу редко можно найти на дубе, и если они находят, то срывают ее с должными религиозными обрядами, по возможности на шестой день луны (ибо лунами они исчисляют свои месяцы и годы, а также свои века из тридцати лет). Они выбирают этот день, потому что луна уже оказывает значительное влияние, хотя и не достигает еще половины своего пути. Они называют омелу названием, означающим на их языке “всеисцеляющая”. Подготовившись к жертвоприношению и пиру под деревьями, они приводят туда двух белых быков, чьи рога тогда связываются в первый раз. Одетый в белые одежды, жрец взбирается на дерево и срезает омелу золотым серпом, а остальные принимают ее в белый плащ. Затем они убивают жертвы, молясь, чтобы бог отдал этот дар своей благости тем, кому он даровал его. Они верят, что омела, подмешанная к питью, вселяет плодородие в бесплодных животных и что она является противоядием от всех ядов» (Кендрик, 120–121). Плиний упоминает ещё несколько особых обрядов сбора и употребления друидами тех или иных растений в этой книге, хотя его сообщения подчас кажутся спорными. По всей видимости, храмовые постройки появились у кельтов относительно поздно и под влиянием средиземноморских (прежде всего римской) религий, неметон же был более привычным.

В святилищах могли находиться идолы богов или иные их изображения из дерева, камня или металлов. Так, огромную бронзовую статую Меркурия (=Луга), превосходящую по высоте даже Колосса Родосского (одно из Семи чудес света) у галльского племени арвернов упоминает тот же Плиний (Естественная история, XXXIV.45; Широкова, 275), сообщая, что за десятилетнюю работу над ней греческий скульптор Зенодор получил в середине I в. баснословное вознаграждение. Если верить Плинию, на момент изготовления это была крупнейшая статуя мира. Но не стоит думать, что это было обычное положение вещей. Археологам известно множество кельтских идолов из дерева, крайне примитивных по технике исполнения. О таких идолах Лукан писал в I в. (Фарсалия, III.412–413): «богов кровожадных кумиры будто обрубки торчат, не украшены силой искусства» (Кендрик, 195; Пиготт, II, Скульптурные изображения; Аллен, 104). Иногда идолы изображались в виде только голов (Пиготт, II, Святилища и храмы, Священные ограды, Скульптурные изображения и т.д.). Максим Тирский сообщает (Следует ли почитать кумиры, 8): «кельты чтят Зевса; его кумир – высокий дуб», видимо имея в виду Тараниса. Мировоззрение, в котором идолам вовсе не было места, приписывает вождю кельтов Бренну Диодор Сицилийский (Историческая библиотека, XXII.9): разграбляя храм Аполлона в Дельфах, Бренн «взял в руки каменные и деревянные изображения богов и стал смеяться над тем, что богам придавали человеческие формы и фабриковали их из дерева или камня» (Аллен, 88); разумеется, все эти и многие иные взгляды могли существовать параллельно в лишённом «догматики» кельтском язычестве.

«В повествовании Ливия, на которое ссылается Силий Италийский, рассказано, что тело Постумия было отнесено бойями [кельтским племенем] в их “самый почитаемый храм”, там обезглавлено, а из оправленного в золото черепа сделана чаша. <…> Посидоний также повествует о том, как галльский вождь Ловерний (III в. до н. э.) “создал квадратную священную ограду”, такую огромную, что в ней был устроен широкий пир». Сами святилища представляли собою или дважды ограждённое квадратной оградой пространство, или простую постройку, в чьём основании также был квадрат из четырёх столбов. Менее распространены были круглые святилища, впрочем, возможно, отображающие изначальный кельтский тип, предшествующий квадратным, которые в чём-то повторяли черты греко-римских храмов (Пиготт, II, Святилища и храмы). Любопытно, что несколько неметонов в виде священной двойной ограды были найдены на будущих славянских землях (Пиготт, II, Священные ограды), в то время как подобные святилища были позднее и у славян (например, храм Бога Прове). Как было сказано, в таких святилищах производились жертвоприношения и могли хоронить людей; впрочем иногда это совмещалось в человеческом жертвоприношении.

Человеческие жертвоприношения, культ головы, святилища, женщины-друиды

О человеческих жертвоприношениях упоминает множество авторов, и вопреки скепсису некоторых исследователей мы можем считать их бытование точным фактом. Цезарь пишет (Записки о Галльской войне, VI.16): «галлы думают, что бессмертных богов можно умилостивить не иначе, как принесением в жертву за человеческую жизнь также человеческой жизни. У них заведены даже общественные жертвоприношения этого рода. Некоторые племена употребляют для этой цели огромные чучела, сделанные из прутьев, члены которых они наполняют живыми людьми; они поджигают их снизу, и люди сгорают в пламени. Но, по их мнению, еще угоднее бессмертным богам принесение в жертву попавшихся в воровстве, грабеже или другом тяжелом преступлении; а когда таких людей не хватает, тогда они прибегают к принесению в жертву даже невиновных». Подобные жертвы упоминают другие авторы, например, Страбон. Иногда убийства свершались с другими целями, например, для предсказаний – как пишет Диодор (Историческая библиотека, V, 31) приметы читали по «падению и содроганию тела» человека (Кендрик, 112). Кроме обильных свидетельств текстового характера, известен и ряд археологических подтверждений, например: https://ru.wikipedia.org/wiki/Человек_из_Линдоу (Аллен, 94). С. Пиготт пишет: «Вряд ли разумно снимать с друидов вину за веру и участие в человеческих жертвоприношениях, возможно, даже весьма активное участие. Ведь даже в цивилизованном римском мире с этим покончили только в начале I века до н.э. Друиды были мудрецами варварского кельтского общества, и религия кельтов была также их религией, со всей ее грубостью и дикостью. Будет чистой романтикой и капитуляцией перед мифом о “благородном дикаре” воображать, что они стояли над жертвами связанные чувством долга, но с неодобрением на лицах и возвышенными мыслями в голове» (Пиготт, III, Функции и деятельность). Напомню, что «человеческие жертвоприношения в римском мире были запрещены сенатским декретом от 97 года до н.э.» (Пиготт, III, Конец друидов в Галлии и Британии), и что они были обычны для средневековых славян и германцев.

Ещё одной особенностью кельтской религии, которую нужно упомянуть в связи с храмами, был культ головы. Во множестве святилищ были найдены специальные ниши для человеческих голов (Пиготт, II, Святилища и храмы), как, скажем, в святилище Рокпертюз (Аллен, 93, 105–107; Мурадова, 81), уже говорилось, что многие идолы представляли собою лишь изображения голов. Это было скорее правилом, чем исключением (Мурадова, 78–84), и подтверждения этому можно было найти как в обычаях кельтских народов Нового времени (Пиготт, II, Сельское хозяйство и экономика), так и в средневековых текстах. Например, ирландская скела «О кабане Мак-Дато» содержит следующий отрывок о разделе кабана на пиру:

«— Эй, отойди от кабана! — воскликнул Конал.
— А у тебя какое право на него? — спросил Кет.
— У тебя есть право вызвать меня на поединок, — сказал Конал. — Я готов сразиться с тобой, Кет! Клянусь клятвой моего народа, с тех пор, как я взял копье в свою руку, не проходило дня, чтобы я не убил хоть одного из коннахтов, не проходило ночи, чтобы я не сделал набега на землю их, и ни разу не спал я, не подложив под колено головы коннахта.
— Это правда, — сказал Кет. — Ты лучший боец, чем я. Будь Анлуан здесь, он вызвал бы тебя на единоборство. Жаль, что его нет в доме.
— Он здесь, вот он! — воскликнул Конал, вынимая голову Анлуана из-за своего пояса. И он метнул ее в грудь Кета с такой силой, что у того кровь хлынула горлом. Отступил Кет от кабана, и Конал занял его место.
— Пусть поспорят теперь со мной! — воскликнул он.

Ни один из воинов Коннахта не дерзнул выступить против него. Но улады сомкнули вокруг него щиты наподобие большой бочки, ибо у плохих людей в этом доме был скверный обычай тайком поражать в спину. Конал принялся делить кабана. <…> Коннахтам при дележе Конал дал лишь две передние ноги. Мала показалась им эта доля. Они вскочили с мест, улады тоже, и все набросились друг на друга. Началось такое побоище, что груда трупов посреди дома достигла высоты стен. Ручьи крови хлынули через порог. Затем вся толпа ринулась наружу. С великим криком стали они там резаться. Поток крови, лившейся во дворе, мог бы привести в движение мельницу..». Как говорится, без комментариев.

Голова считалась у кельтов вместилищем души (Аллен, 105) и силы убитого; как трофеи победители носили их на поясах (Мурадова, 81). В главной мифологической скеле Ирландии – «Битве при Маг Туиред» бог-врачеватель Племён Богини Дану Диан Кехт говорит: «смогу я вылечить любого раненого воина, если только не отрубят ему голову». Диодор Сицилийский (I в. до н.э.) пишет (Историческая библиотека, V, 29): «Головы наиболее выдающихся из врагов они бальзамируют кедровым маслом и бережно хранят в ларцах, показывая затем гостям и похваляясь тем, что или кто-то из предков, или их отцы, или сами они не приняли предлагаемого за ту или иную голову выкупа. Говорят также, что некоторые из них гордятся тем, что не приняли за такую голову золота равного ей по весу». Таким образом, святилища кельтов с нишами для отрубленных голов, наподобие Рокпертюз, вполне логичны в рамках кельтских воззрений.

Довольно необычным кажется использование кельтами т.н. ритуальных шахт, порой относительно глубоких, куда закапывали, принося в жертву, вотивные предметы (то есть созданные специально для жертвоприношения, обычно по обету) и иные ценные жертвы. Таких шахт известно несколько (Пиготт, II, Ритуальные шахты; Аллен, 97). Впрочем, интерпретация находок может быть и другой. Диодор Сицилийский пишет о галлах (Историчесая библиотека, V, 28): «при погребении покойников некоторые бросают в погребальный костёр письма, написанные для своих умерших ближних, словно покойные будут читать их» (Кендрик, 111); таким образом, возможно, и находки в шахтах это «посылки» к умершим от живых. Как и у других народов, например, славян, похороны знатных кельтов могли сопровождаться убийствами его рабов или других людей, отправлявшихся с ним; Помпоний Мела в I в. сообщает о галлах (О строении Земли, III, 2, 18, 19): «они сжигают или захоранивают со своими мертвецами вещи, принадлежавшие им при жизни, а в прошлые времена даже откладывали завершение дел и выплату долгов до своего прибытия в иной мир. В самом деле, были и такие, которые добровольно всходили на погребальный костёр своих родичей, чтобы разделить с ними новую жизнь» (Кендрик, 118–119). Другим индоевропейским обычаем было использование в погребениях повозок или ладей в том или ином виде (Пиготт, II, Погребальные обряды).

Между тем любопытна одна параллель кельтского мира с германским в связи со стрелами. «Смерть от стрел, подобная мученической смерти святого Себастьяна, доказывает ритуальное применение этого оружия. Потому что кельты не использовали его в военных действиях, а возможно, и вообще. Местные тексты, особенно ранние, о луках и стрелах не упоминают, а ирландские названия для них заимствованы из норвежского или латыни» (Пиготт, III, Функции и деятельность). Аналогично в германском мире «лук, без сомнения, использовался, Однако есть все основания говорить о некоторой “непопулярности” этого, казалось бы, эффективного и дешевого средства вооружения. На основании анализа как инвентаря погребений, так и письменной традиции эпохи викингов складывается устойчивое ощущение некоторого презрения скандинавов к этому “оружию бедных”. Возможно, что не последнюю роль здесь играло презрение к возможности убить противника дистанционно, не прилагая к этому особого воинского искусства и силы, возможно, более почетным и достойным признавался рукопашный бой» (Хлевов, I, Человек воюющий, 113–114). С другой стороны, копьям и особенно мечам посвящено немало представлений магического характера в ирландских преданиях; явно к кельтскому прототипу восходит легендарный меч короля Артура Экскалибур. Меч Нуаду и копьё Луга упоминаются в числе основных четырёх сокровищ Племён Богини Дану в «Битве при Маг Туиред». Справедливости ради отметим, что в ряде описаний битв римлян и галлов стрелы всё же упомянуты.

Были ли среди друидов женщины? Без сомнения, на позднем этапе были, что засвидетельствовано текстами (см. выше предсказание Диоклетиану от друидки у Вописка). О кельтской древности мы знаем меньше, но ряд исследователей (как и автор этого сообщения) склоняются, что могли быть и в древности. Ведь «колдовское» (по сути шаманское) искусство не только известно женщинам в других, родственных или типологически близких культурах, но даже порой особо приписывается им; как в случае славян или германцев. Например, скандинавский сейд описан так в «Саге об Инглингах», VII: «мужам считалось зазорным заниматься этим колдовством [в оригинале – seiðr, сейд], так что ему обучались жрицы» и т.д. (см. примеры шаманских женских практик у славян – Кутарев). Так, Ф. Леру пишет: «в кельтском обществе женщинам всегда было отведено вполне почетное место, и в лучших фрагментах ирландских и валлийских циклов легенд, где привкус язычества наиболее аутентичен, обычным персонажем является поэтесса (banfile) или друидесса (bandrui). В этом нет ничего удивительного, если речь идет о стране, в которой вплоть до VII века женщины, владевшие имениями, привлекались на военную службу наравне с мужчинами» (Леру, 89–90). Это косвенно подтверждает и археология с богатыми и нередкими древними погребениями знатных женщин («жрица из Викса» и т.д., Аллен, 29), в целом С. Аллен согласен с Ф. Леру (Аллен, 72–73, 92). Обратное мнение высказывает Т. Кендрик: по его мнению, древние упоминания возвеличивают роль деревенских кельтских гадалок до «друидесс», в то время как в реальности жрицы, настоящие друидессы, появились лишь в эпоху упадка кельтской религии (Кендрик, 130–132, 188–191). В целом же положение женщины в кельтском обществе можно характеризовать так: «кельтские женщины занимали, очевидно, сравнительно высокое положение – пользовались бо́льшим влиянием и сексуальной свободой, чем их сёстры в Греции или в Риме, – браки представлялись у кельтов более равным партнёрством. Несмотря на всё это, в кельтских обществах господствовали мужчины» (Аллен, 212).

Развенчание стереотипов о кельтах, новое язычество и кельтское «долбославие»

Подразумевая нелепую неоязыческую тенденцию приписывать древности разную ерунду, на всякий случай отмечу, что никакие старые индоевропейские культуры не были вегетарианскими; упоминание мясной пищи есть во множестве даже в ранних Ведах индийцев, которые отнюдь не сразу перешли к вегетарианскому мировоззрению. Что же касается Северной Европы, где значительную часть года занимала зима, то здесь охота считалась почётным занятием; не один миф описывает охоту самих богов и героев за разными животными. Впрочем, и южные индоевропейцы прекрасно знакомы с охотой – перечисление греческих мифов с их богинями охоты, калидонским вепрем и т.д. видится здесь вовсе излишним, но и в якобы издревле вегетарианской Индии, скажем, значительным сюжетом древнеиндийского эпоса «Рама́яна» является охота Рамы на золотого оленя. Угон скота считался подвигом в средневековой Ирландии. Конечно, как и у германцев со славянами, у кельтов «был мир мясоедов <…>, которые пировали у своих открытых очагов “обычаем истинно львиным, поднося ко рту двумя руками целые окорока и откусывая мясо прямо от них”. У кельтов были и железные подставки для дров в очаге, и вертелы, и огромные котлы, подвешенные на цепях. Они предпочитали вареную свинину, домашние меды и пиво, а импортное вино пили не разбавляя, не то что умеренные греки и римляне» (Пиготт, II, гл. Сельское хозяйство и экономика). Культ кабана, который можно приписать ещё гальштатским кельтам, подразумевал охоту и борьбу с этим зверем. «Кельтские окорока и тому подобные продукты животноводства славились и в Италии» (Аллен, 63).

Вообще, говоря о «классическом» кельте латенского периода мы не обязательно должны представлять себе Астерикса и Обеликса, хотя многое в их облике имеет исторические основания. Типичные состоятельные кельты носили гривны – массивные шейные украшения из драгоценных металлов, и наносили себе татуировки, обычно в виде спирали; чем севернее было кельтское племя, тем сильнее проявлялась тенденция к татуировкам. Хотя ношение штанов у латенских кельтов привело даже к появлению особого термина у римлян – «Gallia bracata, то есть Галлия-в-брюках» (Мурадова, 26), не только полосатые штаны были характерны для кельтов; совершенно нормальной была культура хождения голыми, как в быту, так и в бою (Аллен, 47), даже в холодное время года. Кельты обычно носили длинные волосы, часто – бороды или усы (Мурадова, 84–85).

Возвращаясь к разговору о святилищах кельтов, надо отметить, что такие мегалитические памятники, как Стоунхендж или Эйвбери не были созданы друидами: они возникли задолго до появления первых индоевропейцев на Британских островах (Аллен, 92). Тем не менее, теоретически друиды могли так или иначе использовать их в качестве святилищ или каком-то ином (Кендрик, 205–214). Изредка мегалиты упоминаются в преданиях. Так, в скеле «Болезнь Кухулина» герой «прислонился спиной к высокому плоскому камню», после чего погрузился в сон с видениями. Однако кельтские неметоны (священные рощи, известные под тем же названием и ирладнцам – fid-nemed, Кендрик, 200) не предполагали каменных кругов.

«По ходу дела хочется развенчать ещё один современный миф о кельтах, которых принято считать одними из самых “экологичных” народов древности: мол, бегали друиды по дубовым рощам, соединялись с природой и жили в гармонии со всем живым. Ничего подобного! Начиная с Гальштатской эпохи, кельты безжалостно рубили деревья, копали шахты, строили плавильные печи и уже упомянутые солеварни – словом, наносили европейской природе очень серьёзный урон. Но судя по всему, их это не очень беспокоило, потому что на железе, как и на добыче соли, запросто можно было разбогатеть <…>. Археологи, объединившись со специалистами в области металлургии, решили подсчитать, сколько же дерева требовала выплавка металла и изготовление керамики в древности. Вот какие цифры приводит Гельмут Биркхан: на каждый период работы печи, необходимый для выработки одного килограмма сырого железа, требовалась примерно тонна древесного угля, то есть 25 кубических метров дерева. Несколько килограммов железа выплавили – целой рощи как не бывало! А ведь в древности кельты, обитавшие на территории современных Франции, Бельгии, Швейцарии, Германии, Австрии и Чехии, выплавляли не только железо, но ещё золото, серебро, медь, свинец, изготавливали бронзу или олово… А теперь мы удивляемся, путешествуя по Западной Европе: почему там почти совсем нет лесов?» (Мурадова, 90–92). Увы, несмотря на вроде бы колоссальную связь религии кельтов с окружающей природой, едва ли можно действительно говорить об «экологичности» древнекельтского образа жизни.

Как и другие народы «варварской» Европы, кельты устраивали между собой межплеменные войны с целью продажи побеждённых в рабство на юг (Аллен, 77). Подобные явления бытовали у балканских и североевропейских народов, включая и славян.

Довольно трудно объяснить человеку с современными ценностями некоторые представления старого мировоззрения кельтов. Так, в ирландской скеле «Битва при Маг Туиред» Племенами Богини Дану сперва руководил Нуаду. В одной из битв он потерял руку, после чего говорится: «не мог королём быть Нуаду с тех пор как лишился руки». Это был не только мифологический пример: вполне исторический «ирландский король Конгал Каех, правивший Уладом (современным Ольстером, он же Северная Ирландия), был укушен пчелой и ослеп на один глаз, в результате чего лишился власти. Этот факт засвидетельствован летописями» (Мурадова, 61). Впрочем, для архаического мышления желание совершенного состояния правителя вполне типично. Нельзя назвать нетипичными для древности и человеческие жертвоприношения, о которых сказано в предыдущем посте. В фильме о шотландском герое Уильяме Уоллесе «Храброе сердце» (1995, режиссёр Мел Гибсон) показан реально существовавший обычай под названием «право первой ночи» (https://ru.wikipedia.org/wiki/Право_первой_ночи). Однако некоторые обычаи могли казаться совсем мерзкими уже в старину.

Гиральд Камбрийский в конце 12 века в своей работе «Топография Ирландии» пишет, что в североирландском королевстве Тирконнелл существовал следующий обряд «инаугурации» короля. Белую кобылу выводили середину собрания. Тот, кто избирался королём, совокуплялся с животным. Затем кобылу убивали, разрезали на куски и варили. Будущий король омывался в этом бульоне, после чего бульон и мясо съедались присутствующими (Giraldus, P. 110). Нечто подобное было известно в Индии эпохи Ригведы. Без сомнения, не нужно сводить к подобным феноменам всю кельтскую древность; но в равной степени её не стоит и идеализировать, превращая всех друидов во всезнающих и безупречных жрецов Природы.

Кельтское неоязычество возникло намного раньше, чем германское и славянское. Как известно, языческие традиции любого из индоевропейских народов Европы (балты, славяне, германцы, кельты..) прервались в средневековье. Язычник больше не передавал язычнику цельного учения – лишь отдельные рудименты старой веры сохранились как элементы народного христианства. Если возникновение нового язычества у германцев, славян и балтов можно отнести в целом к первой половине 20 века, то кельтские неоязычники возникли ранее: «в 1781 году в Лондоне Генри Херлом было учреждено тайное общество “Древний орден друидов”», в то время как другие, частные истоки друидизма, можно отыскать ещё раньше. Любопытно, что в одной из организаций состоял с 1908 года молодой Уинстон Черчилль. Харизматичный неодруид Уильям Прайс (1800–1893) добился в суде права на кремацию тех, кто считает себя язычниками – это значимая веха неоязычества уже с юридической точки зрения. Весь 19 век возникали различные общины разной степени адекватности (всё это – Пиготт, IV, Упадок друидов).

Подделки текстов в области кельтских древностей появились в первые же годы Нового времени, получив широкое и длительное хождение в том числе в научных кругах (Пиготт, IV, Друидов открывают заново). «В 1860-х годах предприимчивый и плодовитый поставщик литературных фальшивок Врэн Люкас изготовил не только письма галльских вождей, но и письмо Лазаря к святому Петру, в котором говорится о друидах» (Пиготт, IV, От Уильяма Стьюкли до островитян южных морей). Иногда чепуха получалась и без подделок – просто от незнания предмета. Так, Джон Обри (1626–1697) описывал Стоунхендж святилищем и местом захоронения кельтов, что развил и популяризировал спустя 50 лет Уильям Стьюкли (Пиготт, IV, Друиды, древние бритты и краснокожие индейцы, IV, Друиды и Стоунхендж). Традиция бардского искусства действительно передавалась от поколения к поколению (айстедфод), однако трудами фальсификатора Йоло Морганнунга (1747–1826) слилась с его подчас нелепыми реконструкциями уже давно утраченной религии кельтов Уэльса (Пиготт, IV, Горседд бардов Британии; Аллен 206–207 [О слове горседд – см. Рис, 46, 206]). Но по-настоящему колоссальное влияние на европейскую литературу оказали поддельные «поэмы Оссиана», созданные в 1760–70-х гг. шотландским поэтом Джеймсом Макферсоном, которые он выдал за древние, якобы восходящие к Оссиану (Ойсину ирландских преданий, восходящих к первым векам н.э.).

Конечно, типичные «долбославские» тенденции не обошли кельтские древности (как и германские или славянские). Ещё в 1766 некто Джон Клеланд представил «кельтский прародителем всех европейских языков»; в то время как ряд иных авторов находили в друидизме истоки каббалы, мистицизма и даже христианства. В трудах Уильяма Блейка (1757–1827) «Британия была первоначальной Святой Землей, а Иерусалим располагался неподалеку от Примроз-Хилл». Приписывалась кельтам бесспорно исландская (германская) «Эдда» (всё это – Пиготт, IV, Друиды и мистики). В наше время за кельтские магические древности выдаёт свои выдумки писатель Дуглас Монро.

С другой стороны, академическое и адекватное исследование кельтской культуры также насчитывает уже столетия. Так, в 1707 году Эдвард Ллойд впервые применил термин «кельтская языковая группа» по отношению к валлийскому, шотландскому, корнуолльскому, бретонскому и галльскому языку. К середине «романтического» 18 века развитое отсюда понятие «кельтского народа», прежде не существовавшее, стало популярным и востребованным ввиду роста национального самосознания указанных народов (Аллен, 205–210).

Кельтские неоязыческие течения сегодня – одни из наиболее популярных по всему миру. Богатая текстами кельтская традиция может удовлетворять запросы и экологически, и националистически, и милитаристски настроенных людей; конечно, как и в других языческих системах, большое место здесь занимают ценности семьи, народа и природы. Несложно проследить кельтское влияние практически на весь европейский религиозный и культурный мир. Крупнейшее течение кельтского нового язычества – неодруидизм. Единой структуры здесь нет, но, безусловно, общим моментом всех последователей является опора на кельтское (прежде всего галльское и Британских островов) наследие, национальное, художественное и текстуальное. Спустя века и тысячелетия богам вроде Луга, Дагды, Цернунна, приносятся жертвы и свершаются молитвы..

Мифология кельтов – первоисточники

Этот пост будет последним в серии. Здесь я вкратце расскажу об источниках по мифологии кельтов. Как было сказано ранее, кельтская дохристианская религия известна нам по двум довольно различным кругам источников: 1) записях античных авторов о кельтах как «варварах» периода вокруг рубежа эр, и 2) собственно кельтских средневековых текстах, прежде всего ирландских – периода около 9–15 веков, когда язычество уже фактически исчезло. В первом, античном цикле источников почти никаких мифов нет, хотя отсюда можно добыть некоторые имена богов и сведения о магии и религии друидов (druidecht; см. Кендрик, 163). В мифологическом отношении ценна лишь фраза Цезаря (I век до н.э.) о том, что галлы считают Диспатера своим предком (Записки о Галльской войне, VI.18); Лукан также вспоминает этого римского бога как владыку преисподней у кельтов (Фарсалия, I, 450–460). Н.С. Широкова предполагает вариантом римского Диспатера галльского Суцеллуса, сравнивая его то с ирландским Донном (ср. Дану), то (что выглядит в случае Диспатера более логичным) – с ирландским Дагдой, также имеющим прозвище «Всеотец» (Мифы кельтских народов, 305–316). С отождествлением Диспатера с Дагдой согласуется мнение Ф. Леру (Леру, 231).

Таким образом, ознакомиться с кельтскими МИФАМИ можно лишь обратившись к литературе Британских островов – прежде всего Уэльса и Ирландии. Когда-то кельты населяли просторы всей Европы, но лишь здесь, в самой западной окраине кельтского мира выжили не только кельтские языки и культура, но и мифы. Ничего другого нет.

Записывать эти предания стали, как уже говорилось, бывшие друиды и барды, ставшие христианами, в ту эпоху, когда в устной традиции они стали исчезать вместе с языческой религией. При этом «ирландское духовенство отличалось удивительной терпимостью», сохраняя колоссальный пласт языческой мифологии (Мифы кельтских народов, 37–45). Но видимо, дело здесь было не только в обычно несвойственной средневековым христианам терпимости, сколько в священном статусе самих преданий, которые необходимо было передавать точно. Например, в скеле «Похищение быка из Куальнге» одна из последних строк такова: «благословение каждому, кто достоверно запомнит Похищение, как записано здесь, и ни в чём от него не отступит». Скела же «О воспитании в домах двух чаш» и вовсе завершается пространными стихами, в котором о самой этой повести говорится, «чтобы никто не спал и не говорил об ином, когда рассказывают её, и должен вестись тот рассказ лишь перед немногими добрыми людьми, дабы могли они лучше его расслышать». Далее сообщается, что рассказ этой повести перед морским походом принесёт попутный ветер, добрую добычу – при прочтении перед охотой, крепкий брак – перед свадьбой и т.д. Подобные примеры можно продолжать. Таким образом, предания сохранялись и в христианской среде из-за своего священного статуса: искажение их считалось злом.
Начнём с языческих источников Уэльса. Бесспорно, здесь как мифологический текст выделяется «Мабиногион», созданный в 11–13 веках (Мабиногион, 271; Мифы кельтских народов, 45). Основу Мабиногион составляют т.н. «четыре ветви Мабиноги». Они повествует о перипетиях нескольких королевских семей; во всех них фигурирует некто Придери, здесь явно фигурируют божества (например, Рианнон, сопоставимая с галльской Эпоной). Другие части сборника «Мабиногион» содержат ещё ряд не всегда связанных друг с другом повестей, часть из которых развивает раннюю мифологему короля Артура. Трудно с ходу определить, кем являются многие герои этого произведения: люди они или боги. Как и во всём североевропейском язычестве, кельтская мифология не достигла той стадии, когда возвышение богов делает их совершенными, неуязвимыми и всезнающими. Герои мало чем уступают богам; а боги мало чем превосходят людей. Мабиногион имеет единственный полный перевод на русский язык, выполненный В.В. Эрлихманом (см. в списке лит-ры: Мабиногион). Этот перевод нельзя назвать академическим (Мурадова, 249; Рис, 466), однако он вполне достаточен для ознакомления с сюжетом и начала исследования.

Ирландская литература – богатейшая в Северной Европе (Предания и мифы, 5–7). Мифология здесь делится на 4 цикла 1) Мифологический, 2) Уладский, 3) Цикл Финна и 4) Исторический. Мифологический цикл повествует о божественном народе – Племенах Богини Дану, который населял Ирландию до прихода туда Сыновей Миля – современных ирландцев. Улад – название северной Ирландии, и тексты Уладского цикла повествуют главным образом о войнах ульстерских королей и героев, среди которых особо выделяется Кухулин. Цикл Финна, созданный, по преданию, Ойсином (он же – Оссиан фальсификатора Макферсона), рассказывает о фенниях, военных лесных отрядах под руководством Финна Мак Кумала. Наконец, наиболее пёстрый исторический цикл, представляющий собою множество саг, посвящён различным королям Ирландии.

Мифологический цикл наиболее интересен, поскольку главными персонажами здесь выступают боги – Племена Богини Дану. Главный текст этого цикла – небольшая скела «Битва при Маг Туиред», основу которой составляет описание войны между Племенами Богини и фоморами – хтоническими великанами. Кроме скел особую роль в цикле играет текст под названием «Динше́нхас» или «Старина мест», объясняющий происхождение (зачастую мифологическое) тех или иных имён и названий. Между тем, «Старина мест» это лишь приложение к другому значимому дополнению к Мифологическому циклу – «Книге захватов Ирландии», в которой описывается мифологическая «история» захватов острова различными народами (см. об этом пост 4.2), причём Племена Богини уходят в конце концов в сид (Рис, 28–90).

Мифы здесь вписаны в контекст христианского мировоззрения; например, творение мира описывается только в библейской версии, хотя эсхатология (учение о конце света) в кратких фразах описана уже кельтской: «..весна без цветения, стада без молока, женщины без стыда, мужчины без доблести <…> неправые речи законников, каждый муж изменник <…> каждый сын возляжет на ложе отца, а отец на ложе сына, и брат станет зятем себе самому <…> сын обманет отца, дочь обманет мать» (Битва При Маг Туиред). Она имеет явную перекличку с тем, что говорится в исландских «Эддах» о Рагнарёке (Широкова, 169–172): «Братья начнут биться друг с другом, родичи близкие в распрях погибнут; тягостно в мире, великий блуд, век мечей и секир» (Старшая Эдда, Прорицание вёльвы, 45), а также с греческими преданиями: «Дети – с отцами, с детьми – их отцы сговориться не смогут. Чуждыми станут товарищ товарищу, гостю – хозяин, Больше не будет меж братьев любви, как бывало когда-то. Старых родителей скоро совсем почитать перестанут <…> Стыд пропадёт» (Гесиод, Труды и дни, 182–185, 195). В свою очередь уже со славянскими представлениями перекликается замечание о кельтском конце света у Страбона (I в. до н.э.–I н.э.) (География, IV, 4, 4): «не только друиды, но и другие утверждают, что души и вселенная неразрушимы; но всё же в конечном счёте огонь и вода одержат над ними верх» (Петрухин, 340–347). Однако в любом случае, зачастую кельтское мировоззрение выражено здесь в контексте своеобразного «двоеверия», когда новое христианское накладывается на старое языческое.

Относительно небольшой уладский цикл преимущественно сосредоточен вокруг главной и наиболее крупной скелы корпуса: «Похищения быка из Куальнге». Его сюжет посвящён тому, как герой Кухулин в одиночку противостоит армии королевы Медб, желающей похитить огромного быка из Куальнге в Ульстере. Развивая те или иные мотивы и судьбы персонажей главной скелы, другие тексты цикла дополняют и проясняют отдельные его сюжеты. Здесь богов уже почти нет, и по сути своей Уладский цикл является эпическим и героическим в полной мере.

Главной скелой Цикла Финна является «Преследование Дирмайда и Грайне», где повествуется о погоне за двумя влюблёнными. Вероятно, знаменитый сюжет о Тристане и Изольде восходит к этой скеле. Как и Уладский, этот цикл по сути не содержит мифов о богах. Нужно отметить громадность данного цикла, и длительность его временного развития. Разумеется, на русский переведена лишь незначительная его часть.

Исторический цикл повествует об основании династий, о судьбах королей и их домов. Здесь мифологические мотивы вплотную приближаются к историческим. Кроме того, некоторый материал по кельтскому язычеству могут дать жития святых, сборники законов (например, древнеирландский «Сенхус Мор», о нём см. Леру) и художественная литература, в средневековье получившая сильное развитие у кельтов Британских островов (особенно это касается мифологемы о короле Артуре и его рыцарях). К ней вплотную примыкают некоторые труды историков (например, «История бриттов» Гальфрида Монмутского).
Блестящий анализ мифологических источников Ирландии и Уэльса провели братья Рис в своей книге «Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе», которая всячески рекомендуется как основное пособие по исследованию первоисточников (Рис).

Кельтская мифология по праву может считаться одной из самых красивых в мире. Уступая по набору мифов в Европе только греческой, кельтская традиция являет собою драгоценнейшее наследие древних народов, которые вкладывали в свои мифы самое важное и священное, стремясь сохранить память о себе и передать тот опыт, ради которого жили поколения великого народа кельтов…

Литература

Кендрик Т.Д. Друиды. СПб., 2007

Леру Ф. Друиды. СПб., 2001.

Мабиногион. М., 2002.

Мифы кельтских народов // Н.С. Широкова. М., 2005.

Мурадова А.Р. Кельты анфас и в профиль. М., 2010.

Петрухин В.Я. «Перебранка» на мировом древе: к истокам славянского мифологического мотива // Славянские этюды. Сборник к юбилею С.М. Толстой. М., 1999. Стр. 340–347.

Рис А. и Б. Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе. М., 1999.

Широкова Н.С. Культура кельтов и нордическая традиция античности. СПб., 2000.

Cambrensis Giraldus. The History and Topography of Ireland. London: Penguin, 1984. P. 110.

Аллен С. Кельты. Властители битв. М., 2010.

Кутарев О.В. Неоязычество Европы. http://dajbojic.livejournal.com/2099.html

Мурадова А.Р. Кельты анфас и в профиль. М, 2010.

Пиготт С. Друиды: поэты, учёные, прорицатели. М., 2005.

Хлевов А.А. Предвестники викингов. Северная Европа в I–VIII вв. Евразия, 2002.

Кутарев О.В. Психотехники в старом язычестве Северной Европы http://dajbojic.livejournal.com/1624.html

Исландские саги. Ирландский эпос. М., 1973.

Калыгин В.П. Этимологический словарь кельтских теонимов. М., 2006.

Похищение Быка из Куальнге. М., 1985.

Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979.

Тацит. О происхождении и расположении германцев. СПб., 1993.

О завоевании кельтской Британии Римом см.: Диллон М., Чедвик Н.К. Кельтские королевства. СПб., 2002.

Воспитание в доме Двух Чаш // Предания и мифы средневековой Ирландии. М., 1991.